Элемент одиночества в наше время подаётся слишком мизантропично, расчётливо-холодно, словно это когнитивный конец, к которому можно прийти осознанно, в виде благорастворения. На самом деле это конечно не так. И следует демаркировать такие явления как одиночество и уметь быть одному, с самим собой. У Кьеркегора была хорошая фраза, что поистине одиноким не может быть никто. В этом отношении одиночество сейчас вкручивается в сознания людей излишне апатично, излишне желанно: интернетная конфузия, телевизионная какофония, книжный апофеоз. Человек, фрагментально притронувшийся к одиночеству, сильно бы опешил, увидев это стремление к одиночеству. Но несмотря на это, вокруг один сплошной нарратив, который пытается навязать тебе одиночество, придать этому особое наполнение, выдать это за что-то — если и не хорошее — то определенно соблазнительное. Мне видится это диким, абсурдным, лишённым всякой человеческой... человечности. Происходит отторжение: сизигия отложена на дальнюю полку обветшалого шкафа, будто-бы это что-то совсем ненужное, лишнее. Ведь можно быть одному. Люди часто говорят такую фразу как я остался совсем один. Но что значит для вещи быть одной. Совсем одной. Я смотрю на огромные потоки машин. Совершенно очевидно, что все люди едут напрасно. Они едут не туда, каждый из них по отдельности и все вместе. Они едут совершенно не туда, они толкаются, они визжат, свистят друг другу, нажимают на клаксон, пытаются проехать кто по тротуару, кто на красный свет, кто сбить старушку. Каждый из них индивидуально выбрал неправильный маршрут, потому что не выбирал. А человек – это тот, кто выбирает маршрут, кто думает – зачем? Человек – кто делает свое присутствие осмысленным. В этом наше человеческое видовое достоинство. Утратив его, мы не превращаемся в зверей. Мы превращаемся в больных, мы становимся хуже, чем звери. И в отношении одиночества, которое сегодня транслируется как некая математическая прескрипция, это выражается по-особенному остро. Но у одиночества нету граней, оно как холодное пыльное зеркало. Которое может только искажать, отражать и деформировать. Возможно, такая потребность в одиночестве на самом деле появилась не столько и не сколько потому, что вокруг одни филистеры, которым это было внедрено. Может быть, это связано с утратой любви, с утратой её как института. Она рухнула, как рухнул античный логос, как раскололся римский оптимат. Ведь что будет если вычленить любовь из искусства? Если отсечь её и насильно выкоренить из общества, из культуры, из людей? Ничего. Не будет ничего.