То ли ветер от антимонии, то ли бесы, а еще небеса за фиолетовым углом, где по вечерам клекот на копьях берез сидит жар-птица, а ночью из распускающейся хризантемы вытекает афронт или нечто схожее с тоской, полной анестезии. Письма воняют формалином. Или бензином, перемешанным с кровью. Сожалений и тревог не осталось. Где-то на той стороне улицы под названием память отшелушивается детский обзор на городской пейзаж. Не читаю. Не пишу. Нарезаю время на тонкие слайсы. Опротивела суета, опротивели рты, уши, глаза, как и всякое нахождение. Когда пытаюсь уснуть,, обращаю голову в сторону и долго смотрю на сердцевины растекающихся равнин. Хожу по этим холмам, отвернувшись от всего мира, пока вновь не поверну голову обратно, чтобы заснуть.
Днём проходил мимо Патриарших. Облачно. Кусал яблоко в карамели и размышлял о смерти. Яблоко было излишне засахаренно-вкусным, в связи с этим ничего толкового не придумал. Холодно
Съесть закат, чтобы успеть до утра И сказать жена Дабы уплыть как пехотная эскадра, Если моя цена Печаль, una donna, красные волосы — крисе Затерялись в уме Я полюбил, вернее услышал листья Колыхающиеся в тебе.
Глаза — море. Прочь. Слушаешь слияенье тенора, побитый панно Изображается как кровоизлиянье Но Под тканью вино Испить тебя, как глотком вкусного яду Из дворянских уст Так, словно воззреть эннеаду И войти во вкус.
Говорят, что все люди звери По беспечности, заявляю Я дышу на огни распятья Но диезий не у-ч-и-н-я-ю Губы брошены в скитанье Узой или навесным телом Только чтение и бурчанье Сновидения где-то между Промеж таянья и работой Меж того, что на грусть похоже Я уже не спешу куда-то Где нельзя зарычать, доложим Опростаю в лозе деревьев В Логовиною уезжаю Превращаюсь в ударение но уже никому не сигналю Не горюю о том, что выпил Правда численно возникаю Сквозь заколотому в погибель Луне к тенями, опасаюсь Поровнялось ли солнце нимбом Развернулось и сильно выжгло Как я в чувствии чреватом Обернулся к себе затишно И всмотрелся, кристаллик режа Смог поймать себя как травинку И поскольку я был нетрезвым Колыхался, глотал дробинку У пруда, я шептал вирши Только вместо нектара снится Нуменорская ночь кирши И звериная смерть как спица.
Как мне напиться беды алой слюды из развалин леса, в котором сады поражены и хрустален дождь – еще затяжной витиеватый и тощий ртутной разбавлен водой Скошен оторванной рощей Может, в октав закричать выпить горячие сплавы. Может быть, что-то связать дабы морские суставы вдруг натянуться влекли и ручеек возмутился лился по илам вдали в тучное небо пробился. Может, в потёмку ползти если хребтовой печали в сердце своем не найти словно прошедшее жале. Пружинит любовь, как гюрза красными давит зубами чтобы за эти слова я расплатился слезами.